Пишу этот отзыв спустя пару месяцев после того, как закрыла роман. Я читала его, как положено, в школе. Потом — в институте. Тогда же, в юности, смотрела какой-то фильм, который помню очень смутно (по-моему, он был американским).
На этот раз текст романа показался мне неимоверно сложным и волшебным одновременно. Читать было очень тяжело, местами я буквально продиралась сквозь фразы. Но стоило мне попасть в резонанс с мыслями автора (или предположить, что попала), как те же самые многоэтажные словесные конструкции становились легкими и поэтичными.
Я не помню, чтобы в прошлые чтения этой книги текст обращал бы на себя такое внимание. Теоретически я должна была заметить это именно тогда, пятнадцать-двадцать лет назад, когда своеобразный язык мешал бы восприятию сюжета. Но получилось наоборот: то, что раньше прошло незамеченным, сейчас впивалось в меня каждым словом.
Наверное, тогда я ничего не поняла в романе, он задел меня по касательной, не затронув ни одной струны в моей душе, потому и читался легко. Поверхностно.
Сейчас я тоже ничего не поняла в романе. Ничего. Когда я перевернула последнюю страницу, меня накрыло волной вопросов, сомнений, мыслей. То, что должно было проясниться, только еще больше запуталось. И я не имею в виду появление бельевщицы Тани, я имею в виду общую концепцию романа, рисунок судьбы Живаго и других персонажей.
* * * * *
В последнее время появилось много книг-басен, где красной нитью с первой до последней страницы прослеживается полускрытая фраза «Мораль сей басни такова». И мораль в этих книгах хорошая, нужная, правильная, и язык грамотный, легкий, приятный, но читать их неинтересно. Потому что нет размаха для собственной мысли. Потому что автором все нарезано, разжевано и практически проглочено за тебя.
«Доктор Живаго» — это роман, где таких красных нитей нет вообще. Пастернак ничего не пытается вложить в голову читателя. Он просто рассуждает о жизни, и это стоит миллиона красных нитей. При этом простор для размышлений — поистине огромен. Из-за отсутствия шор, заранее установленных автором на читательские глаза, мир романа выглядит безбрежным.
Наверняка у Пастернака были свои тайные, скрытые смыслы, которые он вплел в текст. Но сделал он это настолько органично, что найти авторское отношение к персонажам, а уж тем более к событиям — очень сложно. Вообще мне кажется, что Пастернак и сам до конца не понимал, «что такое хорошо и что такое плохо». На протяжении всей книги он искал ответы на вопросы, которые сам же и поставил. Находил, сомневался, снова искал.
И это не глупость или недальновидность человека, который не способен дать внятный ответ на какой-то вопрос. Это, наоборот, готовность человека увидеть разные стороны одной и той же ситуации, когда «у каждого своя правда». И вот эта способность услышать мысли всех участников события раздирает и Живаго, и Пастернака, и меня (как читателя, пытающегося быть внимательным к авторским мыслям).
* * * * *
После прочтения романа я побродила по Интернету в поисках отзывов и мнений. Удивилась, что многие вообще не считают Пастернака хорошим прозаиком, видя в нем только поэта. Для меня Пастернак остался поэтом даже сквозь прозу (в этом он очень похож с Цветаевой). Как нельзя проглотить томик стихов за один вечер (все-таки поэзия — это медитация, погружение, процесс, а не результат), так же нельзя за один вечер осилить «Доктора Живаго». Я не засекла время, которое ушло на этот роман у меня, но полагаю, что около месяца, всего по несколько страниц в день. И оно того стоило.
* * * * *
В процессе чтения мне мешали многие вещи. Но это не показатель плохого текста, это показатель моей малограмотности и неспособности воссоздать тот мир и то время, о котором писал Пастернак.
Мне мешало обилие персонажей, в которых я просто заблудилась. Критики говорили о том, что Пастернак нагромоздил персонажей без меры, что половина из них вообще непонятно зачем нужна, что многие сюжетные линии начаты, но брошены на половине, не завершены.
Может быть, критики и правы. Но я сама не готова к подобным выводам. Как можно сделать их, если не проследил все эти линии, если не составил схему пересечения всех судеб? И даже если предположить, что я все разложила по полочкам, и каждый персонаж обрел свое место на этой масштабной шахматной доске, то можно ли говорить о том, что мое непонимание замысла автора может быть поводом критиковать этот замысел?
Сколько вокруг нас (в реальной жизни) людей, о судьбах которых мы знаем совсем немного? Как сильно (или несильно) они влияют на нас? Нужно ли знать всю биографию человека, одна фраза которого перевернула нашу жизнь или изменила ее направление?
Я думаю, что персонажи Пастернака такие же люди, чьи жизни не обязательно было прорисовывать детально.
* * * * *
Мне мешало отсутствие дат, вместо которых использовались названия народных праздников. Например, когда семья Живаго уезжает из Москвы в Юрятин, то невозможно просчитать, сколько времени занял их путь. С одной стороны, это всего лишь деталь, ну какая разница сколько? С другой стороны, я пытаюсь понять, как долго они находились в этих дорожных условиях, как долго терпели неудобства, как долго общались с вынужденными попутчиками.
О времени отъезда из Москвы говорится явно: «настали последние дни марта», одновременно «в растворенную форточку тянуло весенним воздухом» и «накануне отъезда поднялась снежная буря». А вот о времени приезда говорится смутно: стояла небывалая жара, люди были одеты по-летнему, но земля еще не прогрелась, зерновые еще не сеяли, картошку не садили. И Акулина-гречишница (это 26 июня по новому стилю) еще не наступила. Вот как тут понять, когда Живаго приехали в Варыкино?
* * * * *
Мне мешала невозможность быстро сориентироваться в возрасте действующих лиц, отсутствие опорных точек, по которым можно было бы это вычислить. Какие-то параллели высвечивались, общие прикидки получались, но мне не хватало точности.
Я вообще часто ловила себя на мысли, что ощущаю этот роман как документальное повествование. И мне хотелось видеть детали, даты, сроки.
* * * * *
Совершенно подкупил колоритный язык некоторых персонажей из народа: возницы Вакха, партизана Памфила Палых, знахарки Кубарихи. Удивительно, как без лишних описаний внешности этих людей только за счет их речи рисуется совершенно реальная картина происходящего. Кажется, что не книгу читаешь, а находишься прямо там, на месте событий.
И в то же время диалоги и монологи других персонажей (Ларисы Федоровны, Юрия Андреевича и т.д.) — это отдельные произведения, глубокие, порой многостраничные.
Критики и здесь высказывались неблагожелательно: не бывает в реальной жизни таких бесед. Не знаю. Может быть. Думаю, это зависит от того, о чьей реальной жизни идет речь. Кто-то действительно обходится парой коротких ничего не значащих реплик за вечер, а кто-то готов общаться, рассуждать, искать ответы.
* * * * *
Мне показался смазанным, скомканным конец романа: жизнь Живаго после отъезда Лары, его смерть и рассказ о Таньке Безочередовой. Но это просто мое личное мнение. Я так и не поняла всего романа, поэтому не могу комментировать какие-то его частности.
Не поняла — это значит, что не нашла той самой красной нити и морали, которые должны были заставить меня согласиться: «Ага! Ясно!» Не поняла — это значит, что не нашла готовых выводов и не сделала своих собственных.
Во время чтения романа я была просто раздавлена его мощью, его размахом, его вопросами. Их оказалось так много, они так неожиданно и своеобразно переплетались, что окончательных выводов у меня нет до сих пор. Зато есть масса возможностей для размышлений, миллион уже сделанных крохотных открытий и такой же миллион открытий в будущем. Есть чувство, что этот роман я могу читать многократно и каждый раз буду находить в нем что-то новое.
«Доктор Живаго» — это не роман, не книга, не произведение, это фотография исторических фактов, как если бы фотограф пытался запечатлеть историю, делая ежедневные снимки простых людей, богатых и бедных, интеллигентных и необразованных, счастливых и несчастных. А мы сейчас пытаемся расшифровать действительность на этих снимках, разглядываем лица, детали одежды, интерьеры, города, природу. Делаем это, конечно, субъективно, но любая попытка понять прошлое — субъективна.
* * * * *
Сам доктор Живаго — непонятный для меня персонаж. С одной стороны, обладающий достаточной моральной силой, чтобы не сломаться под ударами судьбы, с другой стороны, как-то странно разбрасывающийся чувствами, даже не попытавшийся найти ни жену свою Тоню, ни любимую свою Лару.
Видимо, что-то перегорело в нем к концу жизни. Чувства либо отошли на второй план, либо — наоборот — полностью затопили его.
Живаго многогранен, неоднозначен, непросчитываем, и это делает его вдвойне интересным для меня. Непонятным, но интересным. Юрий Андреевич — это человек-загадка, «Доктор Живаго» — это роман-загадка, и я не сумела найти ключ к их пониманию.
Я осталась очарована этим рукотворным волшебством: как Пастернак сумел создать такую загадку, что он хотел сказать читателю, придумал ли он ответы на собственные вопросы?
© Елена Домосед, 5.07.2012
Копирование (полное или частичное) запрещено
